В пронзительном произведении «Мы с памятью слиты. Дети блокады в Чувашии» Владимир Иванский собрал свидетельства участников и очевидцев одной из самых суровых и величайших трагедий в истории Великой Отечественной войны.
«Их было тысячи,
а выжили единицы,
Чтоб снова на земной планете
Не повторилось той зимы,
Нам нужно, чтобы наши дети
Об этом помнили,
Как мы!»
Строки пережившего блокаду поэта и журналиста Юрия Воронова, которые, раз услышав в университете, на всю жизнь запомнил автор этой книги, стали лейтмотивом документального повествования и эпиграфами к каждой главе. Как черно-белые кадры кинопленки, проносятся ужасающие картины военно-тыловой реальности, описанные в книге.
- Владимир Николаевич, скажите, как вас встречали блокадники, олицетворяющие примеры невероятной человеческой стойкости, жажды жизни и веры в светлое будущее? Ведь само напоминание о тех событиях может принести боль?
- Прежде чем встретиться с кем-то из жителей блокадного Ленинграда, нужно было созвониться. И в этом мне помогли сотрудники нашего Минздрава. Но я был в замешательстве, даже получив нужные номера: ведь на том конце провода одни и те же вопросы: «А зачем это надо?» «Да кому это интересно?» «Так ведь столько написано уже об этом и в стихах, и в прозе…» Верно, написано много. И в то же время - мало. Каждый день жизни в блокадном Ленинграде - это подвиг. Подвиг, который не меркнет в памяти поколений. Необходимо говорить как можно громче о страшных годах, показавших беспримерную стойкость и величие советского человека.
Голод не оставлял
- Эвакуация в годы войны спасла жизни миллионов советских людей. Как встречали детей блокады в нашей республике?
- Свидетельства об этих событиях я почерпнул в архивах республики. В конце октября 1941 года в Чебоксарах остановились 900 детей, направлявшихся в Уфу. Председатель Президиума Верховного Совета ЧАССР Зоя Андреева пишет в воспоминаниях: «Большая общественница и заслуженный врач ЧАССР, врач-педиатр Клавдия Арзамасова отстаивала и отхаживала детей, пострадавших от войны. Для больных медперсонал больниц с ней во главе копал картофель в Сундырском районе, сами разгружали эту баржу…» Детей, под бомбами и снарядами по «Дороге жизни» уезжавших из осаждённого Ленинграда, приняли детские дома в селах Кугеси Чебоксарского, Ишаки Ишлейского, Явлеи Алатырского, Алдиарово Янтиковского районов, деревня Каршлыхи Моргаушского района, посёлке Ибреси, городе Шумерля. Но голод не оставлял детей и в Ишаках, где в 1943 году оставались 110 ребят. Оказалось, что директор детдома обменивал продукты на водку. Помогали местные: кто морковину принесёт, кто отварной картошкой поделится. Положение изменилось лишь тогда, когда сменили директора, которым стал демобилизованный по ранению офицер Василий Сорокин.
Не потеряли лицо
В руках Владимира Иванского побывал дневник Александры Ефимовны Сергеевой родом из Чувашии, которая, пережив в Ленинграде самую голодную и морозную первую блокадную зиму, возвратилась с четырёхлетней дочерью Люсей в родную деревню. А после войны сказала дочерям, теперь уже двум: «Я не могу рассказывать. Тяжело это мне. Я вам напишу». И написала в двух тетрадях, чтобы у каждой было в руках «живое» свидетельство одной из самых печальных страниц в истории нашей страны.
«Сначала умерших людей хоронили, везли на салазках, завёрнутого в простыню или уложенного в мешок. Потом везли сразу по два-три трупа на санях. Потом мёртвых стали складывать в сараи на дворах. Они лежали там до марта 1942 года… - читает подробное описание тогдашней действительности автор. - Голод был страшный. Люди боялись ложиться спать. Говорили: «Ляжешь и не встанешь». Ели подошвы от хромовых сапог. Мыли их в кипятке, разрубали на куски, кипятили, пока не размякнут и не станут белого цвета. Пропускали через мясорубку, получался фарш. Покупали столярный клей величиной в ладонь, грели его на голландке, он становился жидким, смешивали с фаршем, замораживали, получался студень, его и ели»…
А блокадница Нина Петровна Минина вспоминает: «Сапоги искали на помойках, но и там они стали редкостью. Снимали с трупов, лежавших на улицах. Но кожаной обуви было мало, в основном парусиновая». На вопрос, как есть снятое с мёртвых, философски отвечает: «И вы бы привыкли. Все бы привыкли… Нам, детям, не рассказывали, скрывали от нас то, что было куда страшнее. Мама как-то пришла домой вся в слезах и отцу сообщила: «Нюрка-то чего натворила! Ребёнка своего съела. Он умер, а она вот так…» Валентину Григорьевну Матвееву мама, уходя на работу, запирала дома. Зачем, спрашиваю, ведь в случае бомбёжки ей было бы некуда бежать? «А чтобы не украли меня и не съели. А если бомба - ну, это уж как получится. Или жива, или не жива».
Владимир Иванский уверен, в том сила выживших в страшные годы блокады, что не потеряли они своего лица, не опустились ниже человеческого достоинства. Людмила Дороненко, воспитывавшаяся в Ишакском детском доме, вспоминает, как её отец в блокаду принёс с рынка холодец. Стали разрезать и увидели… кусочек женской груди. Не стали есть, выбросили. Зачерпнули как-то невской воды, а в ведро попал труп младенца. Собак и кошек в городе съели в первую же зиму, те, у кого сил хватало, охотились на крыс. А ведь многие не брезговали…
Кстати:
В дневнике безымянной женщины, найденном в осаждённом городе и датированном январём 1942 года, есть такие строки: «… Наблюдаем часто, что люди съедают всё за 4-5 дней, а потом голодают совершенно. И думается, что отсутствие режима есть основная причина ужасающей смертности по Ленинграду… Говорят о смертности за день до 8-10 тысяч человек».
В Чувашии вдову ветерана ВОВ отказывались признать нуждающейся в жилье 
Чувашстат выпустил юбилейный сборник «Статистика Чувашии в годы ВОВ» 
В Чувашии вдова участника ВОВ пережила шестерых братьев и сестер 
Чиновники в Чувашии не сделали ветерану ВОВ обещанный подарок на 9 мая